— Ты действительно умеешь прясть из соломы золото, подданная?
У Келы чуть не подкосились ноги. Все предыдущие беды показались ей мелочами по сравнению с королем и его капризом. Дожевав булочку Аугустус Петер вымыл руки в миске, полной розовых лепестков и, подойдя совсем близко, взялся благоухающими пальцами за подбородок девушки.
— Мы дадим тебе прялку и солому. В донесении сказано, что ты за ночь перепряла целую ригу соломы. Мы не знаем, что такое «рига», но едва ли она больше комнаты в северной башне. Если завтра на месте соломы окажется золото, мы наградим тебя. Если же нет — тебе отрубят голову.
Король удалился в спальню, кажется, сразу позабыв про диковинную пряху. Келу же отвели в башню и заперли в комнате, полной соломы. Посредине стояла небольшая самопрялка*; Кела и не знала, как подступиться к такой. Сев на пол, она уронила лицо в ладони. Стоило покидать родную деревню, чтобы погибнуть от руки королевского палача.
Она не плакала, потому что не любила плакать. Просто сидела молча, уставившись в пол.
— Вижу, у тебя неприятности, — насмешливо сказал незнакомый голос.
На подоконнике, болтая короткими ножками, сидел гном, как его любят изображать на подарочных картинках, только очень безобразный.
— Я мог бы спрясть для тебя эту солому, — продолжил гном с ухмылкой. — За умеренную плату, конечно.
Кела, в последнее время свыкшаяся с мыслью, что все неприятности достаются именно ей, выпрямилась и гордо вздернула подбородок.
— И чего же ты хочешь?
Гном задумался, даже перестал болтать ногами.
— Твоего первенца, — выдал он наконец. — Жизнь за жизнь. По-моему это справедливо.
Кела с трудом могла представить себе, что у нее когда-нибудь будет ребенок, тем более, что муж был мертв, а Абель куда-то ушел.
— Я согласна, — сказала она.
Гном спрыгнул с подоконника, прицепился тюк соломы вместо кудели и нажал на педаль. Колесо крутилось, жесткая золотистая солома превращалась в нить чистого золота, а Кела тщетно пыталась понять, как же это выходит. Сухие стебли травы, касаясь необычно тонких пальцев гнома, превращались в сверкающий металл. Вскоре Келе наскучило наблюдать, и она отошла к окну.
На горизонте высились горы — необычайно лиловые, полускрытые дымкой. Келе подумалось, что не стоило их покидать. Лучше и вправду было остаться дома и до самой смерти не выходить за огород Загоржы.
Прялка стрекотала, и гном напевал смутно знакомую мелодию. Но когда Кела обернулась, никого уже не нашла, только прялку и клубки золотых нитей.
На рассвете появился слуга, в изумлении оглядел полную золота комнату и поспешно скрылся. Спустя несколько минут появился Аугустус Петер в ночной сорочке и колпаке, следом бежал сухонький камердинер с парчовым халатом. Король внимательно изучил клубок, велел слуге и камердинеру попробовать его на зубок и широко улыбнулся.
— Это чудо! Это просто чудо! Как же тебя зовут, дитя?
— Кела, господин, — опустив глаза в пол тихо ответила Кела.
— Ты должна звать нас «сир», — мягко укорил король. — И кланяться. А, ладно! Джоссон, отведи эту горянку к Августе, пускай оденет и накормит девочку. А вечером отведи ее в южную башню. Пускай напрядет еще золота.
У Келы сердце рухнуло в пятки. Выходит, что ночная сделка с безобразным гномом была зря. Совершенно безвольная, она позволила отвести себя лестницами и коридорами в пышно обставленные покои. Сначала показалось, что они пусты, но потом Кела смогла разглядеть седую стройную даму, которая из-за зеленого наряда почти сливалась с обивкой дивана. Несмотря на ранее время, дама уже была полностью одета в пышное, но довольно строгое платье, отделанное кружевом. Увидев слугу, дама отложила перо и лист пергамена, поднялась необычайно легко и грациозно для женщины преклонных лет и подошла к Келе.
— Бедное дитя! Можешь идти, Джоссон, я позабочусь о девочке.
Сделав Келе знак следовать за собой, дама прошествовала в одну из дверей, в комнату полную нарядов, зеркал, всевозможных драгоценностей, ароматных баночек и флаконов.
— Как тебя зовут, детка? — спросила дама, присаживаясь на один из пуифков. — Да ты садись!
— Кела, — тихо ответила Кела, садясь.
— А я — Августа вон Бронниц, но лучше, если ты будешь звать меня просто Августой, — баронесса лукаво подмигнула. — Ты действительно умеешь прясть из соломы золото?
Кела порозовела.
— Можешь не отвечать, — махнула рукой Августа. Это, в конце-концов, твоя тайна. Так, сейчас я найду тебе какое-нибудь пристойное платье. Хотя, у тебя такая стройная тонкая фигура, что, конечно, нужно шить отдельно. К счастью, я — худая старуха.
И Августа вновь очаровательно подмигнула. Она нашла для Келы простое светло-серое платье и позволила перевязать волосы белой траурной лентой. Время до вечера было проведено в обществе баронессы-поэтессы, женщины и впрямь неординарной и мудрой. На закате Келу вновь отвели в башню.
Эта комната была раза в полтора больше вчерашней, соломы, естественно, тоже прибавилось. Кела подошла к окну, но из южной башни гор видно не было, только город, обведенный изгибом ярко-синей даже в сумерках реки.
— Ну что, помочь тебе еще разок? — насмешливо спросил гном.
Кела обернулась. Он сидел за прялкой, постукивая аккуратными ногтями по колесу.
— И что ты потребуешь?
— А, не бери в голову: твоего второго ребенка. Свободу за свободу.
Кела рассудила, что раз уж на первенца у нее надежды нет, так на второго ребенка — тем более. Она согласилась. Гном вновь нацепил сено на прялку и надавил педаль. Очень скоро Келе надоело наблюдать за работающим гномом, она отвернулась и увлеклась суетой столицы. С высоты башни горожане казались никогда не знающими покоя муравьями. Столица спала даже глубокой ночью.