Господин горных дорог - Страница 1

К оглавлению

1

По дороге сна — мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,

Что нам до того, как живет земля?

Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву,

А я не найду себе короля.

Хелависа

Глава 1. Чужак

Ты чужой, ты другой, ты не мой, не любый.

Но подожди, за окном идут дожди, не ходи, не думай.

Хелависа

Была середина месяца хветродуя-младшого*, который горожане называют октябрином. Не середина даже, а почти начало — день святого Нонуса, защитника путешествующих. Именно поэтому жители Загоржи — маленькой горной деревушки — открыли ворота и впустили путника. Юноша был оборван, промок насквозь под проливным дождем, почти неспособен был связно говорить от усталости, но тем не менее крепко прижимал к себе какой-то завернутый в мешковину инструмент, похожий на шатту. Чужаков в Загорже не любили, но святого Нонуса лишний раз гневить не хотели, так что привели мальчишку в покосившийся домик деревенской ведьмы. Старуху Летцу в деревне побаивались, ее молчаливая и мрачная внучка Кела и вовсе была бесовским отродьем, но кто лучше бесов знает, что делать с чужаком?

Юношу положили на стол в горнице и низко поклонились, взглядами умоляя ведьму взять на себя заботу о путнике. Кто-то из крестьян догадался послать сына домой за кувшином масла, баклажкой молодого вина и полукружьем сыра. При виде подношения старуха смилостивилась и скупым кивком позволила оставить чужака у нее. Едва крестьяне удалились, Летца первым делом сунула нос в кувшин и флягу. Масло ее удовлетворило, а вино она обозвала кислятиной. Только потом при помощи внучки ведьма занялась бесчувственным путником.

Он был совсем юн и чересчур, кажется, изнежен. Кожа была гладкой, как у девушки, а руки никогда не знали холодной воды, ветра и работы. Кела, занявшаяся по молчаливому приказу бабки смешиванием лекарства, разглядывала путника со смесью стыда и зависти. А еще — с досадой, потому что чужак был красив, особенно в сравнении с любым из деревенских. Засмотревшись на постепенно открывающееся ее глазам мужское тело, Кела почти забыла про снадобье.

— Кончай глазеть, бесстыдница! — Летца потянулась за своей суковатой клюкой. — Ой, получишь у меня, девка!

Кела потупилась и принялась растирать в ступке травы с удвоенной силой, подгоняемая ворчанием старухи.

— Пользы от тебя никакой. Если бы тебя, как мать твою, хворь взяла, лучше б было!

Кела, много лет молча сносившая такие замечания, только вздохнула. Лекарство было готово, осталось только вскипятить порошок в воде. Пока она, отвернувшись к печи, помешивала варево, старая ведьма ловко переодела чужака в длинную грубо тканую рубаху и принялась смачивать ему виски и запястья пахучей жидкостью.

— К завтрему очнется, — важно сказала Летца, сощурясь оглядев бесчувственного путника. — Иди спать, Кела, дальше я сама.

Девушка привыкла к тому, что бабка выгоняет ее, собираясь колдовать. Старуха придумывала самые фантастичные доводы, но Кела подозревала, что Летца просто боится. Колдовство на самом деле было весьма невзрачным и прозаичным, и Кела вполне могла растрепать об этом в деревне.

Несмотря на ветхость, дом ведьмы был с довольно высокой надстройкой-чердаком, где у трубы на тюфяке спала Кела. Так она могла не мозолить лишний раз глаза бабке. На чердаке было темно, свет проникал только через щели в крыше. Наощупь разыскав лампу, Кела запалила ее и опустилась на тюфяк. Обычно она читала перед сном что-нибудь из душеспасительных книг, данных отцом Афонием, но сейчас так устала, что сил хватило только раздеться. И Кела уснула, как убитая.

Чужак пришел в себя к полудню; Кела уже успела переделать все дела по дому и приготовить обед. Едва открыв глаза — васильково-синие — юноша повел носом и скривился.

— Где я? — спросил он слабым, но все равно неприятно надменным голосом.

— Это Загоржа, — с вежливой улыбкой ответила Кела. — Наши мужики нашли вас у самой деревни и принесли сюда.

— Воды.

Кела подошла к лавке с ковшиком. Сделав глоток, чужак брезгливо отер губы и сел.

— У вас вся деревня такая? Как хлев?

Кела вспыхнула, стукнула ковшиком об стол, расплескав воду, и отошла, громко топая, к печи.

Чужака звали Григором, и он шел из Усмахтского княжеского университета домой, в город Ланг, расположенный по другую сторону гор. Вернее — ехал, но лошадь его задрали волки еще на перевале, а Григор спасся только чудом и сумел дойти до Загоржи. Деревенские сторонились его, тем более, что день Св. Нонуса прошел. Только отец Афоний заговаривал с чужаком, но так священник все время пытался безуспешно показать прихожанам добрый пример. Григор в свою очередь смотрел на крестьян с холодным презрением.

Оправлялся он быстро, и уже в седмицу* был готов отправляться в Ланг. С утра пораньше Григор заявился в дом старосты с требованием дать провожатого через горы. Божка был человеком мягким до трусливости, но наглости не терпел. Да и горожан особенно не жаловал. Так что староста изобразил почти правдоподобное сожаление.

— Поздно, сударик. До Нонуса-Ветрянника еще через горы ходят, а позже — нельзя никак. Сам Господин горных дорог* выходит и всю зиму по горам путешествует. Нельзя выходить. Я своих людей на откуп Господину не дам.

— Что еще за глупые суеверия?! — разозлился Григор.

Тем же вечером озабоченный староста посетил старуху Летцу, прихватив преличествующую случаю четвертину мясного пирога и кринку со сметаной. Ведьма молча указала Божке на лавку, сунула сметану в ледник и неторопливо раскурила трубку-носогрейку.

1